ГУЛАГ - жизнь до и после глазами экс-узника концлагеря

ГУЛАГ — дирижер лаврского хора Михаил Литвиненко провел 6 лет в Унжлаге — лагере смертников.

Что читают с этим материалом?

Встреча

Дирижер лаврского хора Михаил Семенович Литвиненко в свои 91 до сих пор посещает все службы в Успенском соборе, выстаивая по два-три часа, строго соблюдает посты и праздники, хотя не является монахом, а живет, как обычный киевлянин.

К нам на интервью он спокойно поднялся на хоры Успенского собора (а это как минимум шесть лестничных пролетов), подошел на клирос, сделал два-три профессиональных вздоха и проговорил: «Да, 91 это далеко не 19».

Только мы не поверили. Дыхание — как у подростка, ум ясный, острота мысли потрясающая. Некоторым такое и в 19 лет не снилось. Одет с иголочки, хоть уже вдовец, и до сих пор — гордая осанка.

Уход из КПИ

— Михаил Семенович, у вас такая интересная жизнь — только книги писать! Как вы поступили в духовное училище, потом оказались в ГУЛАГе, откуда чудом вышли живым и снова вернулись в любимую профессию и любимую церковь, стали мировой знаменитостью…
— Вы сказали «интересная жизнь»… Не дай вам Бог пережить хоть каплю такой жизни, какой она была в мое время!..
— Конечно, было невыносимо тяжело, но как в конце 40-х вы смогли поступить в духовную семинарию?
— После 1943 года Сталин на время открыл некоторые монастыри и духовные заведения. Но сначала я все же поступил в КПИ, в 1947-м, однако уже в следующем году оттуда пришлось уйти. Меня вызвали в комитет комсомола: «Ты хочешь стать советским инженером и быть беспартийным? Это недопустимо!»

Помню, написал маме: «Если хочешь видеть меня инженером, я окончу институт, а если стать человеком — иду в семинарию». Мама ответила: «Ты уже взрослый. Решай сам». Я забрал документы.

Студент духовной семинарии-1948

Но в семинарии меня вдруг стали уговаривать вернуться в КПИ. Я был возмущен и сказал, что в светский вуз не вернусь. Если меня не примут в Киевскую духовную семинарию (КДС), я буду поступать в другую!

Словом, в 1948 году я стал студентом КДС. Это было удивительное время, у нас были великие — не побоюсь этого слова — преподаватели. Например, Григорий Михайлович Давидовский, чьими педагогами были такие великие композиторы, как Римский-Корсаков и Лядов! Давидовский создал 35 хоровых коллективов, учил нас по своей особой методике хормейстерской работы.

Что читают с этим материалом?

ГУЛАГ. Первые обвинения

Да, я мечтал стать регентом, но на 4-м курсе, когда сдал все выпускные экзамены, меня арестовали…
— За что?
— По статье 54−10 меня обвинили в «антисоветской пропаганде и агитации». Вменяли в вину отказ вступить в пионеры и комсомол, учебу в семинарии, обвиняли в дружбе с известными церковными регентами, то, что бывал у них в гостях.

Но я и не скрывал своего негативного отношения к власти. У меня уже выкристаллизовалось понимание, что основа всей моей жизни и деятельности — православие. Это не просто пустые слова, это мой фундамент. Потому осведомители сделали свое дело…

ГУЛАГ. Арест

— Как это происходило? За вами приехал «черный воронок»?
— Нет, меня «культурно» забрали на «Победе» из семинарии (мы тогда учились в помещениях Андреевской церкви). Наше общежитие находилось в цоколе храма.

Часа в два ночи меня разбудили, схватив за грудь, стали трясти и орать: «Где оружие?» Я, не понимая ничего, говорю: «Ненормальный! Это же семинария, какое оружие?» — «Поднимайся!» — грубо ответили мне эти нервные люди. Сопротивления с моей стороны не было.

ГУЛАГ. Стукачи

— Вы упомянули осведомителей…
— Я не боялся говорить правду. Что видел, то и говорил. И оказывается, все это, что я говорил, фиксировалось моими так называемыми друзьями. Меня заложил сокурсник по имени Николай, Царство ему Небесное…

Мы давно замечали, что он носит с собой какой-то журнал на груди, прямо как святыню. Даже пытались его отобрать, но он поднял такой крик, что мы подумали, что он с ума сошел, и отпустили. А он там все записывал, что мы говорили и наши преподаватели, и передавал в органы. Так что органам было каждое мое слово известно.
— Вы простили этому Николаю то, что стучал на вас?
— Да, я всех простил. Да и не он один был такой — там было несколько человек.

Что читают с этим материалом?

ГУЛАГ. Допрос

В общем 6,5 месяца я сидел во внутренней тюрьме КГБ Украины, на Короленко, 33 (нынче Владимирская). Прямо не требовали отказаться от веры, но я все понимал. Говорили: «Ты откажись, и мы тебя выпустим… Ну, может, пять лет тебе влепят, и все». Я себе думаю: «Говорите, говорите…»

Потом — суд. У меня был судья Глущенко и еще пятеро человек. Среди них женщина. Вопросы такие издевательские были: «Откуда взялся?» — «Из Киевской духовной семинарии». — «А у нас такая есть?» — «Посмотрите в окно, она под Андреевской церковью». — «Так ты небось и верующий?» — «Верил, верю и буду верить вечно».

Судьи передернулись, как от тока, и вышли на совещание. Но я слышал, как женский голос раздраженно проговорил: «Да ему только пуля поможет, а не ваши 25 лет!» Позже оказалось, что это была моя адвокат.

ГУЛАГ. Приговор

— Хорошая у вас была защита. Так вас приговорили к смерти?
— Нет. Я получил 25 лет лагерей, 5 лет ссылки и 5 — поражения в правах. Это максимум того, что существовало на тот период в их уставах. А мне было тогда всего 25… Меня перевели в Лукьяновскую тюрьму.

Нас было 40 человек в одной комнате, которая от силы квадратов 20. Койки металлические были вмонтированы в бетон. Здесь мне пришлось защищаться физически, ведь я не говорил на языке уголовников и вообще не произнес в жизни ни одного матерного слова. Оттуда меня транспортировал в Унжлаг (от имени реки Унжа).

Что читают с этим материалом?

ГУЛАГ. Унжлаг

Лагерь находился на стыке Кировской, Костромской и Горьковской областей. Управление лагеря было в Горьковской области. В 13-й отдельный лагерный пункт (ОЛП), который называли «Бермудским треугольником» — он изобиловал болотами, и оттуда редко кто возвращался. Да, это был ОЛП «смертников», там все были с таким 25-летним «стажем» приговора…
— Были в лагере еще жертвы за веру?
— Да, был один православный священник и один униат. Мы не очень контактировали с ним, но беда заставляет находить что-то общее. Со мной «считались»: первые 6 месяцев был грузчиком на лесоповале.

Заготовляли рудостойки — подпорки для шахт весом от 30 до 100 кг. Зимой мороз под 30, снег по пояс, а под ним — незамерзающая вода болот. А мы в бахилах — это такие были валеночки, сделанные из старой фуфайки, и лапоть из шкуры березовой — и все… А работать нужно было, иначе «пайку» не заработаешь!
— А часто лишали еды?
— Бывало всякое. Только это разве еда? Если бы я вам показал сейчас свой кусок хлеба, вы бы не поняли, что это такое. Некое изделие, черное, как земля. Но на это никто не смотрел, мы глотали, что давали в мисочку дюралевую.

Представьте: привозят в котле варево какое-то. Пока не замерзло — хлебай, и никакой ложки не было. Тем не менее за полгода я подкачался даже — мог шпалы поднимать, они гораздо тяжелее, чем заготовки!

Что читают с этим материалом?

ГУЛАГ. Новая должность

Но осенью, помню, мне резко стало плохо, меня перевели в санчасть. Хотя, смешно сказать, там были только перекись водорода и йод.
После санчасти, Бог миловал, я уже не занимался изнурительным трудом, а ремонтировал инструменты (все же учеба в КПИ не прошла даром). Года через полтора моего пребывания пришел указ — заменить 25 на 10 лет, что считалось «детским сроком».

ГУЛАГ. Первый лагерный хор

Именно в лагере я создал свой первый хор. Среди заключенных было много украинцев — такие чудные голоса! А еще грузины, евреи, венгры, поляки — полный интернационал! Конечно, приходилось исполнять разные песни, но это стало отдушиной.
Через время меня перевели в 6-й ОЛП, где было много интеллигенции — артисты, ученые, музыканты. Меня там ждали как дирижера хора, о котором слухи пошли по всей округе.

В итоге у нас было 80 участников хора и 40 — симфонического оркестра.
Через время нас решило прослушать руководство лагеря. После исполнения украинских песен начлаг вызывал меня к себе в кабинет.

Оказалось, он родом из Украины. Он очень любил самодеятельность и велел мне в течение месяца предоставить тексты всех исполняемых песен, и назвал мою новую должность — начальник цеха по сборке гиревых часов (а я работал тогда наладчиком).

ГУЛАГ. Скоро на свободе

С того времени в моем подчинении было 350 человек. Забирал к себе тех, кто не мог физически работать. Мы выступали часто, и даже в местной газете появилось наше фото!

Помню, после одного такого концерта ко мне подошел генерал из Москвы и сказал: «Я любитель хоров, особенно мужских хоров, все концерты посещаю, но такого, мне кажется, я никогда не слышал…» И добавил: «Скоро вы будете на свободе».

Срок вышел в 1955 году, когда прокатилась волна амнистий после смерти Сталина.

Начлаг предложил мне остаться, чтобы через время выдать мне «чистые» документы, мол, «ты ж не знаешь, что ждет тебя дома». Но я отказался. Потом даже жалел…

Что читают с этим материалом?

ГУЛАГ. Путь домой

— Почему?
— Потому что с моими документами мне сразу же отказали в прописке. А это проблема огромная была! Я жил в Киеве нелегально, пел в Вознесенской церкви на Демеевке, потом в Лавре. Ее наместником был тогда епископ Нестор, мой соученик, сосед по парте, представляете! Но за мной все время следили гэбисты. Епископ Нестор не раз выслушивал угрозы.
Как-то меня забрали со всенощной, завели в подвал и заставили подписать протокол, что покину Киев в течение 24 часов.

Вскоре из Киева действительно пришлось уехать — нужно было получить диплом об окончании семинарии, но так как в столицу путь был закрыт, меня благословили поехать в Одесскую семинарию и там получить диплом.

Хождения по мукам

Там, в Одессе, я и познакомился со своей будущей женой Людмилой, которая пела в кафедральном соборе.

На третий же день после свадьбы явился оперуполномоченный и велел покинуть город в течение 24 часов.
— Видимо, стандартное требование?
— Да. За 20 лет мы с женой поменяли 14 мест жительства. Всюду слежка, контроль, нигде не прописывали.
В Миргороде мне предложили возглавить самодеятельную капеллу, пообещали квартиру и зарплату. До 1969 года Миргородская капелла получила звание народной, а записи ее хранятся в Фонде радио Украины, потом меня все же «попросили» написать бумагу, что отрекаюсь от «церковной сферы». Я отказался…
Потом была Полтавская филармония, ансамбль «Веселка», дослужился до статуса работника Минкультуры. Заочно закончил дирижерское отделение в Харьковском институте культуры. Наконец только в Кременчуге нам удалось получить квартиру. Я тогда руководил войсковым Ансамблем песни и пляски гарнизонного Дома офицеров.

Возвращение в Киев

Мы часто гастролировали. В Киеве я обязательно приходил в субботу на службу в о Владимирский собор, где встретил своего соученика по семинарии — владыку Варлаама. Он как-то случайно спросил меня, не хотел бы я возглавить хор собора. Я согласился и уехал домой. Через две недели (это уже был 1975 год) получаю телеграмму от митрополита Киевского.

Еду в Киев. Меня встречает владыка Варлаам и говорит: «Владыка Филарет приглашает вас на должность регента кафедрального собора». «Да ведь он меня никогда не видел и не слышал?» — удивился я. «Он знает о вас больше, чем вы думаете. Во встрече нет необходимости. Принимайте хор».

Я тогда ужаснулся. «Все» о себе знаю только я и соответствующие органы". Но внутри была мысль главная — меня призывает Господь! Так в 1975 году я принял хор Владимирского собора.

Что читают с этим материалом?

Во Владимирском соборе

— Как вас приняли во Владимирском соборе?
— Певчих о моем назначении даже не предупредили! Их прежнего руководителя отозвали прямо посреди репетиции. Привели меня на клирос и представили как нового регента. Чтобы сгладить неловкость, я пояснил, что нахожусь здесь по благословению митрополита.
Первая репетиция была короткой. Я проверил, как они поют… и перенес репетицию на другое время. Я служил во Владимирском 17,5 лет, до самого момента раскола церкви. Это был тяжелейший, переломный момент в моей жизни.

Раскол церкви

Для меня, как и для многих верующих Украины, митрополит Филарет был личностью особенной, ведь он был архиерей, второй после патриарха — и вдруг «словно бес попутал». Создание УПЦ КП, объявление себя патриархом Украины и всея Руси, после чего церковь лишила его всех ступеней священства, предала анафеме.

В 1992 году, на Благовещение, он вызвал меня к себе и спросил: «Вы что, уже не считаете меня предстоятелем?». — «Вы же сами говорили, что уходите с поста предстоятеля, а мы вам поверили». — «Запомните, я никуда не уйду!».
Когда Харьковский собор низложил Филарета, я решил уйти.

Последний раз во Владимирском я служил в день Вознесения Господня. Я сообщил, что Богу нужно служить честно и я ухожу. Половина хора ушла со мной. Лаврское руководство определило нас в Воскресенскую («афганскую») церковь, где мы служили более года.

Что читают с этим материалом?

Понравилась статья? Что думаете? Расскажите нам