Эрнест Хемингуэй: кто круче — человек-остров или человек-материк — разбирались журналист Анастасия Белоусова и писатель Алексей Курилко.
Что почитать еще? Александр Беляев — он предвидел Cкайп и ГМО, но умер от голода
Самые выдающиеся
Сегодня, Анастасия, мы вновь беремся за разбор творчества Эрнеста Хемингуэя. А именно — сравним его лучший роман «Прощай, оружие!» и мой самый любимый его роман — «По ком звонит колокол». Поверь, я неспроста предлагаю проанализировать конкретно эти два выдающихся произведения ХХ века.
«Жизнь — странная штука. Я была бы отличным мужчиной, но я — женщина и уродина. Но все же многие мужчины любили меня. Смешно, правда? Нет, я уродина. Но можно быть такой страстной, что мужчина забывает об этом — ему ты кажешься красивой.
Но однажды, внезапно, он видит тебя такой уродливой, какая ты есть — и перестает быть слепым. Ты кажешься себе такой же уродливой, как и ему, и от этого теряешь и любовь, и мужчину. Но однажды это дурацкое чувство, — будто ты красива, — снова появляется в тебе. И какой-то другой мужчина видит тебя и верит, что ты красива, и все начинается сначала".
Рубленые фразы бьют в самое сердце. Вот он, стиль папы Хэма. Стиль, который покорил мир. Стиль, который не убить даже переводчикам и киношникам.
Война это глупость
Похожи они не только фирменным стилем автора, но и героями. Но при этом герой второго романа является преемником героя романа «Прощай, оружие!». И переоценка уже устоявшихся ценностей мира автора тоже весьма интересна. Что скажешь об этих романах от себя? Только честно, без оглядки на мнение псевдо авторитетов литературоведения. Как читатель.
Алексей, скажу правду. Мне непросто читать Хемингуэя. Чуть легче «Прощай, оружие!», в котором любви больше, чем войны. Я ничего не понимаю в войне. И не могу не согласиться со слабаком Пабло из «По ком звонит колокол» — о том, что война это глупость. Хотя за это его будут презирать все окружающие:
«Ты был одним из нас, пока у тебя не появились кони».
«Все дураки. Война это глупость»,
— скажет и врач из «Прощай, оружие!», у которого нет коней, зато есть сифилис, коньяк и множество раненых, умирающих от боли и отсутствия лекарств.
Но, увы: порой выбирать не приходится. Война начинается и становится базовой осью координат.
«Немцы годами отливали пушки, пока мы, итальянцы, развивали культуру. Теперь культура нам не пригодится»,
— скажет главному герою командир боевого отряда, описывая, насколько хорошо подготовлен враг.
Представитель потерянного поколения
Война в романах действительно изображена со всеми сопутствующими ей аспектами, где есть место безобразиям, жестокости, абсурду, страху, глупости.
Идиотизму даже! Вспомни, как главного героя «Прощай, оружие!» перевозили в госпиталь в гипсе и раза три уронили! А потом врач не мог отличить на рентгене локоть от колена!
Хемингуэй в романе «Прощай, оружие!» ставил перед собой задачу не только передать личный опыт участия в этой бессмысленной бойне, но и передать все свое презрение к войнам вообще. Это типичный антивоенный роман 20—30-х годов.
Хемингуэй хоть и храбрец, и все его герои любят рисковать и противостоять животному страху в себе и звериной ненависти в других. Но он же в первую очередь и гуманист. Его герой — яркий представитель потерянного поколения. Он сам не знает, по каким причинам оказался там, где смерть, кровь, ругательства и грязь. Ему не за что воевать. Он просто пытается оставаться мужчиной.
Человек-остров
Мало того! Фредерик Генри не хочет воевать и убивать других людей — он офицер санитарной роты.
Но, как выясняется вскоре, ему и жить не ясно особенно ради чего. Он не видит цели в жизни, пока не оказывается в госпитале и не влюбляется в медсестру Кэтрин. И вместе с любовью он обретает и смысл жизни. Но вот в чем беда: потеряв любимую, он теряет и цель жизни. Он не живет, а существует. И ему не суждено умереть. Он не погибает, а просто и хладнокровно… уходит под дождь.
Между событиями «Прощай, оружие!» и «По ком звонит колокол» — около 20 лет: от Италии 1917—1918 гг. времен Первой мировой, до Испании 1936 года — предвестника Второй мировой. Чуть меньше интервал между написанием романов — 1926 и 1940.
Но сам Хемингуэй так и остался Хемингуэем. Его герои особо не изменились. Они все так же «не обсуждают святых после заката» или говорят, что Бога нет, но при этом молят о помощи. И молят напрасно, потому что судьба убивает тех, о ком они молятся. Потому что «От судьбы не уйдешь. Она тебя настигнет».
Человек-материк
Нет, Анастасия, ты сильно и глубоко заблуждаешься. Новый герой существенно изменился со времени ранних романов! Хотя и ему свойственны презрение к смерти, храбрость, неприятие несправедливости, любовь к истине. Тем не менее Джордан гораздо шире героев «потерянного поколения». Шире и глубже.
Он старше и интеллектуальней. Это раз. Он уже не яркий индивидуалист, нет. Он часть чего-то большего, чем он сам. И свою задачу он видит в ответственном и принципиальном исполнении общественного долга, диктуемые ему идеалами нравственности и гуманизма. Это два.
Что почитать еще? Курт Кобейн: «Я слишком странный ребенок» (видео)
Общее в каждом из нас
Тут, Анастасия, вырисовывается парадокс, присущий отчасти и нашему времени. Порой надо взять оружие, чтобы защитить мир. Надо воевать ради спасения или восстановления мира. Но и сквозная тема всего романа состоит в том, что большой мир состоит из маленьких мирков каждого человека.
Ибо каждый человек с одной стороны — целый мир, а с другой — важная часть всего мироздания, и его жизнь или, если хочешь, его судьба, — связана с судьбами всего человечества.
Да… очень может быть. Это уже не человек-остров, а человек-материк. Интересно…
Именно поэтому эпиграфом к роману выбран отрывок из раздумий поэта и мыслителя Джона Донна. Именно поэтому эпиграф
Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши; …смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе"
В этом — философская концепция целостности всего общего и каждого из нас.
В кого мог влюбиться Хемингуэй
Знаешь, Алексей, мне интересней всего женские образы этих романов. Они придают глубину и смысл тому, что происходит вокруг, — той войне, которая есть глупость. Но дело даже не в этом! Мне просто интересно, в каких женщин мог влюбиться Эрнест Хемингуэй. А бесспорно, он был влюблен в свои персонажи, особенно женские!
Ну и зря. Женские образы, в отличие от мужских, особенно Кэтрин, слегка идеализированы. Просто Хемингуэй описывал таких женщин, которых хотел бы видеть подле себя.
Так именно это и интересно — каких женщин Хемингуэй хотел любить, каких хотел видеть подле себя! Многие исследователи видят в образе Кэтрин ту медсестру, в которую Хемингуэй влюбился, когда сам оказался в госпитале с ранением. Вообще видно, что Хемингуэй кайфовал от написания того же «Прощай, оружие!».
«Меня не огорчало, что книга получается трагическая, — напишет он в предисловии. — Так как я считал, что жизнь — это вообще трагедия, исход которой предрешен. Но убедиться, что можешь сочинять, и притом настолько правдиво, что самому приятно читать написанное и начинать с этого каждый свой рабочий день, — было радостью, какой я никогда не знал раньше. Все прочее пустяки по сравнению с этим.
У меня уже вышел один роман в 1926 году. Но когда я за него принимался, совершенно не знал, как нужно работать над романом: я писал слишком быстро и каждый день кончал только тогда, когда мне уже нечего было больше сказать. Поэтому первый вариант был очень плох. Я написал его за полгода, и потом мне пришлось все переписать заново. Но, переписывая, я многому научился".
Хотя и давалась книга непросто — чего стоят 32 варианта финала этого произведения!
50 вариантов «Прощай, оружие!»
Не знаю, Анастасия. Я читал, что внук писателя недавно обнародовал, будто в архиве деда сохранилось не 32, а около пятидесяти вариантов романа. И почти у каждого варианта — иное заглавие и иной финал, чем в каноническом тексте.
Это любопытно, но я бы хотела вернуться к женщинам. Думаю, Хемингуэй очень любил свои женские образы в этих романах. Вообще, женщины Хэма — монументальные, сильные, очень смелые, но при этом они лишь тень того, кого они любят.
«Моя религия — это ты. Ты для меня все»,
— скажет своему Фредерику его Кэтрин из «Прощай, оружие!». Она медсестра, которую увольняют за то, что была с офицером, которого лечила и перевязывала раны. Но она не клянет его, что беременна, не требует алиментов, не требует замужества. Она не хочет загонять мужчину в угол и ограничивать его свободу. Она лишь просит своего Генри остаться живым, а сама исчезает. Именно поэтому, ради нее, он остается живым и возвращается к ней:
«У меня в жизни было много всяких, но теперь — если ты не со мной — она пуста».
«Ты — все что от нас осталось»
Напоминаю, в отличие от романа «По ком звонит колокол», роман «Прощай, оружие!» на 50%, если не больше, автобиографичен. Были в жизни автора и участие в военных действиях, и ранения, и роман с медсестрой.
Таких женщин сейчас точно не встретишь! Как нет и таких мужчин. Но именно поэтому читать любовную часть «Прощай, оружие!» особенно приятно.
«Нас только двое против всего остального мира. Если рассоримся, — конец, нас победят». — «Нет, не победят, потому что ты смелая». — «Смелые умирают». — «Трус умирает тысячу раз. Смелый лишь однажды».
Это из «Прощай, оружие!». А вот из «По ком звонит колокол»:
«Наше время — сейчас. Оно никогда не кончится. Ты — все, что от меня осталось. Береги нас».
Отряхнуться от смартфонов
Уверяю тебя, Анастасия, мир намного богаче литературы! И я практически уверен, что есть в мире сейчас и такие женщины, и такие мужчины. Более того, есть даже лучше! Они более целостные, настоящие, и при этом не выдуманные, а живые! Во всяком случае мне таковые, пусть и очень редко, но встречались — и, надеюсь, встретятся еще не раз.
Ну, дай Бог. Я только за. Мне нравятся такие люди. Когда перечитываешь Хэма, он словно отряхивает тебя от суеты, смартфонов и других гаджетов, от «яканья». Но все же читать его сейчас мне очень сложно и больно. Потому что я не встречала на своем пути ни таких мужчин, ни женщин, ни такой любви. Но верю, что они где-то есть. Может, рядом с нашими читателями, кто знает?
Бог знает. И я.
Ого! Ну, это уже немало.
«Мир стоит того, чтобы за него драться»
Ты пытаешься шутить, а я говорю серьезно. Такие люди есть. Но хотелось бы, чтобы их было еще больше. Потому что именно они делают историю, нашу жизнь осмысленной. Делают и погибают ради этого, как герой романа «По ком звонит колокол».
Помнишь, как уже раненый, он понимает, что должен пожертвовать собой ради спасения любимой и других, которые должны жить дальше. И он остается, прикрывает их ценой своей жизни! Он замирает перед пулеметом и, прикрывая отход товарищей, думает:
«Мир — хорошее место, и за него стоит драться, и мне очень не хочется его покидать. И тебе повезло, сказал он себе, у тебя была очень хорошая жизнь. У тебя была жизнь лучше, чем у всех, потому что в ней были вот эти последние дни. Не тебе жаловаться. Жаль только, что уже не придется передать кому-нибудь все, чему я научился. Не бывает, чтобы что-нибудь одно было правдой. Все — правда. Ведь самолеты одинаково красивы, наши ли они или их».
Я когда-то учил этот монолог для поступления в театр. А ты не видела ни одной постановки этой вещи? Ведь Хемингуэй написал по роману еще и пьесу. Раньше ее часто ставили в театрах, и снимали фильмы.
Любимица Хэма — Ингрид Бергман
Постановок не видела, а вот фильмы можно найти в интернете — они правда прекрасные! «По ком звонит колокол» с Гэри Купером и Ингрид Бергман 1943 года. Да, фильм не книга, но создатели вложили всю душу в него. Даже сам Хемингуэй, описывая девушку Марию, представлял Ингрид Бергман. Так же прекрасен фильм 1957 года «Прощай, оружие!». После них хочется снова взять томик Хэма, зарыться в плед и погрузиться в мир тех настоящих, которых нынче так не хватает.
Что почитать еще? Стив Джобс. Секрет влияния и Apple как новая религия