Почему Валентин Катаев винил Ильфа и Петрова в «жлобстве», как учился у Бунина и какой кроссворд оставил потомкам — разбирались писатель Алексей Курилко и журналист Анастасия Белоусова.
Валентин Катаев стал популярным сначала как поэт, а уже потом — как писатель
Литература или китч?
Признаюсь честно, Алексей, спорить о Катаеве мне сложно. Конечно, можно было бы наврать, что «советские писатели — анахронизм и читать их нечего». Но нет. Врать я не буду. Просто все, что я смогла вспомнить о Валентине Катаеве перед нашей Литгостиной, так это «Белеет парус одинокий», мультфильм «Цветик-семицветик» и то, что он был старшим братом Евгения Петрова. Но ты, Алексей Леонидович, мою попытку «съехать с темы» не принял и от Катаева не отступил. Вместо этого предложил прочесть его поздние произведения — «Алмазный мой венец» и «Трава забвенья».
Истории детей в книгах Катаева взяты из реальной жизни времен Первой мировой
Конечно, «Алмазный венец» — это литература. Причем добротная, хорошая и даже, я бы сказал, по-своему новая. После опубликования этой книги мэтры соцреализма в один голос говорили, что это типично антисоветская вещь, в которой лишь набор низкопробных сплетен, цинизма и преклонения перед сладкой жизнью, а сама книга написана бессюжетно, рвано и плохо.
На что Валентин Катаев отвечал, что так было задумано. Что это так называемая мемуарно-художественная книга, книга памяти. Автор определял ее как «стиль мовизм», что в переводе с французского — плохо и дурно. В этом стиле написан не только «Алмазный мой венец», но и «Рог Оберона», «Трава Забвенья», «Святой колодец».
Только вот что здесь «плохо и дурно»? Что воспоминания не всегда хорошие?
Анастасия, в то время было модно цитировать: «Партия дала советскому писателю все. Отняв только одно — право писать плохо». Вероятно, поэтому Валентин Катаев, внутренне протестуя против такой моды, пишет свои произведения в стиле мовизм. Заявляя таким образом, что они «написаны плохо». Хотя на самом деле эти книги написаны бесподобно.
Читала, что Катаев, при всей своей внешней политкорректности, был весьма смел в высказываниях и якобы мовизм — один из доказательств этой смелости.
Катаев считал, что дело писателя — писать. А как — хорошо или плохо, — покажет время, а не партия. Цикл воспоминаний о литературной жизни 20—30 гг. Одессы, Харькова, Ленинграда написан крайне свободно, в потоке воспоминаний и ассоциаций, вызванных этими самыми воспоминаниями, которые он их не прячет, а выплескивает на бумагу. К примеру, он пишет: «Королевич завидовал Командору». Дальше говорит, что зависть не всегда плохо, что порой это стимул для соревнования и развития. Дальше он слышит шум дождя под окном. И ты словно присутствуешь на кухне писателя в момент рождения самого шедевра. Читать это безумно интересно. Когда внучка спросила у Катаева, почему говорят, будто бы он непочтителен с классиками, Валентин Петрович ответил: «Послушай, вот твоя подружка Ленка, или Дима и Ритка… Если бы я спросил тебя о них, что бы ты о них сказала?» «Много чего…». «Так вот, — продолжил дедушка. — А я о своих приятелях написал лишь малую толику того, что знаю…».
Валентин Катаев. «Бунин учил меня
читать все, даже телефонные книги, и говорил, что все
обогащает автора»
Книга как игра
Вообще, в конце жизни он так говорил: «Язык должен быть простой и современный. Не нужно анахронизмов или новаций. Они все равно умрут. На каком языке говоришь, на том и пиши». И, как Достоевский, Катаев пришел к выводу, что необязательно соблюдать хронологическую точность в книгах. Потому что для творчества и для творца времени не существует. «Я вечный ученик, — говорит он. — Мне же каждый новый день приносит сомнения в моем творчестве. Потому я все время отыскиваю новые изобразительные средства, каждый раз придумываю новый, свой ритм и образы…».
Да! В книге «Алмазный мой венец» все герои скрыты под псевдонимами. Эта зашифрованность вводит читателя в некую увлекательную игру, где надо догадаться, что Королевич — это Есенин, Ключик — Олеша, Синеглазый — Булгаков, Мулат — Пастернак. В общем это не сложно. И если немножко подумать, становится понятно, что Босоножка — это Айседора Дункан, так как она всегда танцевала босиком. Но тем не менее многие советские пародисты стали именовать эту книгу «Алмазный мой кроссворд».
Кстати, когда Катаева спрашивали, почему он не назвал реальных имен, он ответил: «Это то же самое, что предложить Тургеневу заменить его Базарова фамилией прототипа. Это снижает художественную ценность произведения». Значит, отчасти герои все же вымышленные, допридуманные! Потому если и персонажей угадали, то были ли эти события на самом деле, теперь сказать крайне сложно!
Да, Настя, по этому поводу споры и обвинения Катаева продолжаются. И многие утверждают, что Катаев написал эти книги, чтобы повысить собственную значимость: мол, с Маяковским гулял и ходил к Мейерхольду читать «Баню», с Есениным пил, Петрову подсказал идею «Двенадцати стульев». Ведь, напомню, во второй половине ХХ века Катаев уже не так блистал, как в 20—30-е годы.
Его фигуру заслонили Зощенко, Бабель, Булгаков. Он не так котировался, и ему было явно обидно. А этими воспоминаниями он вновь напоминал о себе и повышал собственную значимость. С другой стороны, книги Катаева — источник узнать о таких уже забытых личностях, как Мандельштам, Булгаков и Нарбут (Колченогий), с которым Катаев якобы договорился заранее напечатать «Двенадцать стульев», когда они еще и написаны-то не были. А было это или не было, точно никто сказать не может.
По этому поводу хорошо сказал Олеша в своей последней книге «Ни дня без строчки»: «Читаешь Катаева — все замечательно. Но ощущение, что у него за пазухой мышь сдохла».
Мне кажется, что нынешний молодой читатель, если ему не объяснить символику образов, вообще Катаева не поймет. Чтобы такое читать, надо иметь весьма солидную базу знаний о личностях советской эпохи. Это меня огорчило. Чтобы понять «Алмазный венец», мне маловато знаний. И это честно.
Могу тебя утешить. Недавно вышло переиздание «Алмазного венца», в котором прямо каждое Катаевское слово комментируется (например, «Алмазный мой венец» он взял из черновика пушкинского «Бориса Годунова»).
Сейчас подумала, что Катаева обвиняли в том же, в чем обвиняют и нас с тобой, — в излишней «человечности» гениев Бунина, Ахматовой, Гумилева… Катаев в своих повестях-мемуарах делал примерно то же, что и мы теперь: говорил о великих писателях просто, как о людях с их сильными сторонами и слабостями. И все же многое меня смущает.
Уходил в затяжные запои
Правда ли, что Булгаков сказал Катаеву однажды: «Валя, вы — жопа»?
Булгаков действительно мог сказать человеку все прямо в глаза. Но это не значит, что Катаев был плохим человеком! Бунин в своем дневнике за 1919 год сделал запись: «Был В. Катаев. Цинизм нынешних прямо поражает. Сказал: «За 100 тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, иметь хорошую шляпу и отличные ботинки». Но надо учитывать, когда Катаев это сказал! 1919 год — голод, гражданская война…
«У меня очень много записных книжек, — говорил Валентин Катаев. — Но ни одной из них я так не воспользовался»
Но узнаем мы об этом только в конце ХХ века. Поэтому он мог разыгрывать перед Буниным и другими бессердечного и жестокого циника. А может, и действительно был период, когда он был готов сделать что угодно, лишь бы наконец зажить нормальной жизнью.
Ты прав. Это теперь, в наше сытое время, легко философствовать…
С 1915 Катаев воевал. И не просто воевал, а имел два Георгиевских креста, орден Святой Анны IV степени, георгиевскую трофейную саблю, а такие награды просто так не давали. Так это только Первая мировая! А ведь он еще участвовал в гражданской войне.
Точно известно, что с 1919 года он служил в Красной армии. Но многие биографы Катаева и Бунина говорят, что якобы еще в Одессе в госпитале он был завербован деникинцами. В 1918 году он вступил в вооруженные силы гетмана Скоропадского, но после разгрома гетманских войск в конце 1918 года, он вступает в Добровольческую армию в чине подпоручика. После ее разгрома продолжает работать подпольщиком, а с 1919 уже скрывает этот факт.
В отличие от большинства писателей, Валентин Катаев воевал на войне. Фото 1916 года.
Еще бы! Такое досье… За белых он воевал успешно, дорос до штабс-капитана. Готовил восстание офицерских подпольных организаций. Заговор был раскрыт, и Катаева посадили в тюрьму. Но за него вступились влиятельные друзья: поэт Багрицкий, писатель Бабель и даже Григорий Котовский. Словом, он с трудом избежал наказания. И должен был сидеть тише воды ниже травы, чтобы не всплыло его темное прошлое.
Да уж, личность непростая. Алексей, а как ты думаешь: Бунин и правда обиделся на своего ученика Катаева за то, что тот участвовал в его травле? Ведь некоторые писатели даже не здоровались с Катаевым после травли Пастернака, Зощенко…
Жена Вера Николаевна Бунина вспоминала, что Иван Алексеевич всю жизнь следил за успехами своего ученика. А когда прочел книгу Катаева «Белеет парус одинокий», то быстро ходил по комнате и восторженно восклицал: «Ну кто еще так может, из молодых, а? Только Валечка! Только Валя!». Многие критиковали его черты характера. Та же Вера Николаевна говорила: «Моя знакомая правильно сказала о Катаеве, что он сделан из конины», — имея ввиду его грубый характер.
Думаю, грубость здесь — наносное, чтобы спрятать ранимую душу. Это хорошо понял исследователь Александр Нилин, который в свое время сказал: «Напускной цинизм Катаева — это цинизм ребенка, у которого для строгих родителей есть еще запасной дневник». Словом, это был человек с двойной, а то и тройной моралью: художника, простого человека и подпольщика.
«Сын полка»."Мною всегда владеют воспоминания детства", — говорил Катаев
Думаю, жить такому человеку было тяжело. Но жить хотелось. С другой стороны, Катаев не организовывал травлю ни Зощенко, ни Пастернака, ни Бунина. Он ставил подпись под осуждающим их письмом. Если бы он этого не сделал, его бы, как Бабеля или Мандельштама, ждал расстрел.
Поэтому осуждать его могут лишь те, у кого нет жизненного опыта или честности, чтобы ответить самому себе на вопрос: смог ли ты поступить иначе, чем Катаев, в той ситуации? Именно Катаеву хватило смелости честно признавать свою вину. Идти, к примеру, к Зощенко, и на коленях вымаливать прощения за подпись петиции против него. Многие ли просили прощения у того же Зощенко? Пожалуй, только Катаев.
Например, Надежда Мандельштам была невысокого мнения о человеческих качествах Катаева, но и она признавала, что очень многое для спасения Мандельштама сделал именно он, пусть и тайно. Когда тот был в ссылке, Катаев единственный, кто присылал передачи. Надо помнить, что Катаев от этих подписей очень мучился. Отсюда его запои, которые порой длились неделями. Все это чуть не привело к разводу с второй его женой. В конце 1948 года она сказала, что уходит с детьми, на что Катаев ответил: «А тебе не надо никуда уходить. Я больше не пью». Так и сделал.
Меня поразило, как на встрече с читателями Катаев рассказал: «Когда-то Маяковский на восторг по поводу того, что меня пригласили в Париж, сказал: „Они пригласили вас не потому, что вы такой уникальный писатель Валентин Катаев, а потому что вы, в первую очередь, — советский писатель“. Я это запомнил. И этим горжусь. Потому уникальность советской литературы в ее единстве». Он не прятался, но говорил слова, удобные в то время. И только вдумчивый читатель поймет скрытую в его словах иронию и горечь.
Отец Остапа Бендера
Думаю, он так и не простил брату «жлобство» с портсигаром за идею «Двенадцати стульев». И сам рассказывал, что за Остапа Бендера те пообещали ему мужской портсигар. А подарили… женский! В два раза меньше, а значит, дешевле. Не могу понять, почему Катаев сам не написал приключения Остапа Бендера? Неужели побоялся?
Петр Катаев с детьми — Валей и Женей
Надо помнить, что в середине 1920-х Катаев был уже уважаемым и известным писателем, у него было море работы. Его повесть «Растратчики» имела оглушительный успех. Он написал по ее мотивам пьесу, которую ставили наравне с «Днями Турбиных» Булгакова. Тогда ему и пришла идея написать авантюрный роман и стать как Дюма-отец. Он предложил эту идею своему младшему брату, которого, кстати, заставил сменить фамилию, объяснив, что мир столько Катаевых выдержать не сможет. Катаев накидывал несколько вариантов. Среди прочих — бывший дворянин возвращается в Советский Союз, чтобы найти сокровища, спрятанные им в стульях. Идея взята у Конан Дойла из книги «Шесть Наполеонов». Только у Конан Дойла жемчужина была спрятана в статуэтке.Катаев накидывал брату сюжеты и обещал потом все просматривать, добавлять и убирать. Он думал о беллетристике, легком чтиве, книгах, которые будут выходить сериями одна за другой. Однако когда он прочел первые главы, написанные Ильфом и Петровым, то понял, что перед ним — настоящая литература. И даже не предлагал вносить свою фамилию как соавтора — хотя очень много ходов были придуманы именно Катаевым. Даже сам Остап во многом обладал чертами самого Катаева.
Единственное — он попросил на гонорар купить ему мужской портсигар из чистого золота. А то, что ему подарили женский, была лишь шутка Ильфа и Петрова над жадностью Валентина Петровича. Тем не менее Катаев опекал молодежь. В 1960-м он основал журнал «Юность», где хотел публиковать новых авторов и дать им путевку в жизнь. В «Юности» можно было писать не только в одобренном партией стиле соцреализма. Так Катаев открыл, к примеру, Василия Аксенова.
Последний свидетель
Как думаешь, Алексей, что может дать прочтение книг Катаева нашему читателю?
Катаев — последний представитель и свидетель великой русской литературы. Он принял эстафету и стал преемником Бунина и Пушкина, как Есенин преемником Блока. Катаев, Бабель, Булгаков — это все еще русские писатели, на смену которым пришли советские.
Думаю, и первые его книги, и последние через полвека будут оцениваться иначе. И все же «Алмазный мой кроссворд», скорее всего, так и останется разгаданным лишь наполовину.
Понравилась статья? Тогда советуем почитать про легендарного Станиславского и его недосистему, узнать, кто убил Моцарта, и почему Маргарет Митчелл не написала продолжение «Унесенных ветром».
[mc4wp_form id="3887"]
