Известный украинский композитор Мирослав Скорик несколько лет назад рассказал нам о том, почему сложно писать музыку к кинофильмам, цензуре в советское время, «буржуазном» Шопене и о том, что делает его по-настоящему счастливым. В память об ушедшем маэстро мы снова публикуем этот увлекательный разговор.
Что читают с этим материалом сегодня?
- Украинская вышиванка сегодня — от тату до диджитал
- Как украинские режиссеры снимали свои первые фильмы
- Онлайн путешествия по Украине — от Хортицы до Львова
— Мирослав Михайлович, прочитала в одном источнике, что Параджанову пришлось вас буквально уговаривать, чтобы вы согласились работать над его фильмом «Тени забытых предков». Почему так?
Мирослав Скорик: — Он был человеком экстравагантным и неожиданным, и поэтому при встрече он меня напугал. Мы впервые увиделись, а он сразу ко мне на «ты», и так решительно (улыбается). Поскольку я к такому не привык, это меня, конечно же, смутило.
Когда он занялся поиском композитора к своему кинофильму о Карпатах, он решил, что это должен делать тот, кто знает местность. Поэтому он приехал на Запад Украины, а я как раз тогда жил во Львове. Параджанов пришел на областное радио и попросил поставить ему работы местных композиторов. Отслушав всех, он выбрал меня и захотел встретиться лично.
И вот мы с ним только поздоровались, а он мне сразу же и говорит: «Я буду снимать гениальный фильм. А ты должен написать гениальную музыку!». А у него еще ни одного кадра не было. «Ты понимаешь, ты должен мне поверить», — убеждал он. Но меня это все испугало, и потом через пару недель я дал ему телеграмму, что не могу работать над его фильмом.
Параджанов умел обратить на себя внимание
— Позже он снова приехал, и при встрече уже все было по-другому. И с тех пор мы с ними стали очень хорошими друзьями.
Мирослав Скорик:
«Мы с Параджановым только поздоровались, а он мне сразу же и говорит: „Я буду снимать гениальный фильм. А ты должен написать гениальную музыку!“. А у него еще ни одного кадра не было»
— Какие ощущения у вас были, когда вы увидели готовый результат?
— Я долго работал над этим материалом. Я ездил на экспедиции в Карпаты, знакомился с их жизнью, звуками, подбирал народные записи. И мне было очень интересно, каким получится общий результат.
«Тіні забутих предків». История о гуцульских Ромео и Джульетте
— Совершенно противоположный «Тіням…» опыт — написать музыку к мультфильму «Как казаки кулиш варили». Как вам работалось с Дахно? Насколько он был придирчив к результату?
— Он был очень точным. У меня была посекундная раскладка и описание того, что и когда должно происходить. Я ничего не знал, но должен был с точностью уловить замысел, чтобы ритм музыки и повествования были одинаковыми. Лишь когда я уже доработал материал, приступила команда художников. Это было очень интересно!
Мирослав Скорик — о работе над мультфильмом «Как казаки кулиш варили»:
«Я ничего не знал, но должен был с точностью уловить замысел»
— Работу над каким фильмом вы бы назвали самой изматывающей? Что для вас самое сложное в написании музыки к кино?
— Сложно сказать… Понимаете, такая работа — это постоянные поиски общих решений, неких компромиссов. Ведь ты должен написать такую музыку, которой будешь не только доволен ты, как автор, но и режиссер. Ты от него зависишь, а значит должен подстроиться под его вкусы. А далеко не все режиссеры понимают что-то в музыке. Параджанов, кстати, понимал. Но с многими мне приходилось очень много общаться, чтобы убедить их почему именно такой фрагмент, а не другой, будет более удачным.
— Сейчас, на мой взгляд, в украинском кино отмечается тенденция, когда музыка в фильме перестала быть полноценным способом выразительности. Как считаете, почему так происходит?
— Сейчас время такое: стараются экономить на всем, чем можно. Так происходит и с музыкой. Директоры картин стараются использовать классику, старые записи, — ведь это же в разы дешевле.
Раньше были чудесные возможности в этом плане. Ведь музыка для кино — это не только работа композитора и его персональный гонорар. Это еще и целый оркестр, который нанимали для записи, и время в студии.
Мирослав Скорик:
«Сейчас время такое: стараются экономить на всем, чем можно. Так происходит и с музыкой»
— Нередко, кстати, из «старых записей» в фильмах используют вашу музыку, например, «Мелодию ля-минор». С вами это как-то согласовывают, выплачивают какие-то гонорары?
— По-разному бывает. Но вообще с авторскими правами у нас очень плохо — их не уважают и не соблюдают, будто это в порядке вещей. Некоторые просто берут твою музыку, накладывают на свои фильмы. А ты вообще ничего не знаешь, не говоря уже о каких-то деньгах. Некоторые композиторы тут же судятся, но у меня просто сил не хватит на всех. Некоторые же заключают со мной договора и платят за использование моей музыки. Но опять-таки и тут бывает не по-честному: сначала говорят, что будет четыре серии, рассчитываются за них, а потом снимают шесть или восемь серий.
— К слову, о «Мелодии». Помимо того, что это музыка к кинофильму «Высокий перевал», у этой композиции есть своя история? Это была, возможно, и ваша любовь или грусть, или какое-то воспоминание?
— Прежде всего, это мой композиторский труд. Режиссер мне четко объяснил, что ему было нужно, и я сразу же понял задачу. А потом — довольно долго работал над ней. Сначала она вышла в фильме, а позже я ее доработал как отдельную пьесу. Интересно, что она не сразу стала популярной: после ее выхода прошло лет десять, наверное, и аж потом только о ней все заговорили. А почему — я не знаю.
— Ее еще часто можно услышать в исполнении уличных скрипачей — в переходах, например.
— Да, это очень приятно, когда слышишь, что твое произведение живет и нравится людям. Верди сказал, что почувствовал себя знаменитым, когда услышал, что уличный музыкант исполняет его музыку. Конечно, это приятно. Но почему именно «Мелодия» так выстрелила и настолько распространилась, — для меня тайна.
— Формулу хита не вычислили?
— Нет, для меня это все загадка. Я никогда не представляю миру какую-то композицию, которая меня не устраивает. Я всегда уверен на все 100%, потому что я тщательно работаю над каждой деталью.
Я не считаю, что какая-то моя работа сильнее или слабее других. Но у истории — свои расклады, и жизнь сама выбирает, что ей больше нравится. Арам Хачатурян, например, буквально левой ногой писал «Танец с саблями», и потом сильно удивлялся, когда к нему было столько внимания.
Мирослав Скорик:
«Некоторые берут мою музыку в фильмы, а я ни о чем не знаю»
— Вы начали композиторскую деятельность в советское время. Вы сталкивались с цензурой?
— Музыка — такая вещь, в которой очень трудно найти что-то «неладное». Нужно быть хорошо подкованным, иметь специальное образование. Но такие попытки были. Например, было постановление 1948 года, в котором клеймилось западная музыка, всякие диссонансы. Не воспринимались такие композиторы как Шостакович, Прокофьев, Хачатурян.
К счастью, когда я начал заниматься музыкой, все стало легче. Особенно легче было тем, кто писал музыку партийную — были такие спецзаказы, за которые хорошо платили.
— У вас партия заказывала композиции?
— Да, конечно. Говорили: «Напишите комсомольскую песню». Я написал, правда, неудачную (улыбается). Я сам даже это почувствовал. А вообще это все не было обязательным: писать подобные композиции не заставляли, но в целом за этим, конечно, следили.
Мирослав Скорик:
«Сейчас композиторы конкурируют не друг с другом, а с классикой»
— Именно в советское время вашей семье пришлось сложно. Еще в детстве вам пришлось пережить с родителями ссылку. Вам объяснили почему?
— Мы так и не узнали причину, да и кто бы ее назвал. Время было такое, что никто ничего не понимал — к местному коммунисту могли относиться хуже, чем к националисту… Все всего боялись, но при этом не знали чего точно бояться.
Возможно, это произошло из-за дома, в котором мы жили. Моя бабушка построила красивый особняк, в котором мы жили большой семьей — он много кого привлекал. Сначала отправили в ссылку нас с родителями, а через полгода сестру с мужем, которые тоже там жили.
Не пропустите
— На ваших творческих вечерах и концертах звучит разная музыка — как академическая, так и джаз. Какое направление вам сейчас ближе?
— Четко сказать не могу, потому что все в движении, все меняется. Ведь повороты в истории музыки разные случались.
Например, было время в Советском союзе — межвоенное, когда такие композиторы, как Шопен, Чайковский считались отжившими, буржуазными. Были серьезные попытки привить народу любовь к пролетарской музыке. Для этого функционировали целые организации.
Но время шло, и все менялось: пришел авангард. Это направление было очень популярным, но сейчас его, пожалуй, никто и не вспомнит. Дальше слушателей начала завоевывать попса и примитивная музыка, время которой, к счастью, проходит. В результате вдруг начал возрождаться интерес к классике.
— Как считаете, почему?
— Мне кажется, люди просто пресытились этой ерундой, которая звучит из приемников, и им наконец-то захотелось чего-то более глубокого.
У этого процесса есть и другая сторона. Одно дело, если классика конкурирует с попсой — тут у нее очевидное преимущество. Но ведь одновременно тут нет места серьезным современным композиторам. Им приходится конкурировать не только с попсой, но и с классикой — имеется в виду не друг с другом, а с Чайковским, Бахом, Шопеном. В материале находят отголоски великих, и от этого правда очень тяжело уйти.
Мирослав Скорик:
«Я часто слышу свою „Мелодию“. Но почему именно она так выстрелила, — я до сих пор не знаю»
— В 2017-м году на фестивале «Альфа Джаз» я впервые увидела выступление оркестра INSO-Львов: коллектив вышел на сцену вместе с израильской джазовой звездой Авишаем Коэном. Пожалуй, это самый характерный оркестр, который я видела. Очень живой, энергичный, явно отличающийся от большинства. Какую философию вы в него закладывали как художественный руководитель?
— Мне кажется, дело в том, что изначально INSO-Львов запланировали как молодежный коллектив. И так и случилось — все музыканты молодые, и к тому же очень хорошие исполнители, коллектив ничем не уступает другим.
Приятно, что вы отметили это выступление. На мой взгляд, его успех в том, что на сцене фестиваля они были чем-то новым. Везде звучал джаз, его было много, а тут появился большой оркестр и сбил эту оскомину, которая могла образоваться от такого изобилия одного жанра.
— Вы бы себя назвали скорее строгим или мягким руководителем?
— Все зависит от обстоятельств (улыбается). На самом деле, руководить — это, в первую очередь, значит следить за всеми и знать у кого что получается, а что не получается. Но на это сейчас у меня очень мало времени.
— Бывало ли в вашей преподавательской карьере, когда вы понимали, что ваш ученик на самом деле недостаточно талантлив к музыке? Говорили вы ему, чтобы он искал себя в другой сфере?
— У меня было очень много учеников, и я старался привить им серьезное отношение к тому, чем они занимаются. Я не давил никогда со стилями, но с техникой был предельно внимательным. А уж дальше судьбы складывались по-разному. Кому-то помогал талант, у кого-то что-то не получалось. Все же я не могу ни за кем следить и потом им советовать, как быть. Но мне очень приятно, что из консерватории у меня вышло много талантливых композиторов — около двадцати.
— Что для вас современная украинская музыка? Как бы вы могли ее описать?
— Я считаю, что серьезная музыка в Украине на высоком уровне. Но ей очень трудно пробиться — особенно за границу. Когда же все-таки работы наших композиторов прорываются за рубеж, им, как правило, дают очень высокие оценки. Но распространение — это трудная задача, которая требует труда, денег и специальных людей, которые этим занимаются. Таких специалистов у нас просто нет, и композитор сам должен продвигать то, чем занимается.
Мирослав Скорик:
«Распространение — это трудная задача, которая требует труда, денег и специальных людей, которые этим занимаются. Таких специалистов у нас просто нет»
— У вас был период, когда вы работали за границей. Что вам дал этот опыт?
— Начались 90-е годы, у нас в стране все стало тяжело. Меня приглашали выступать в разные страны, и я соглашался. Что заметил, и что подтвердят многие — это большой труд пробиться там, где и так есть свои кадры. Особенно сложно найти себе педагогическую работу. А ведь одних концертов недостаточно, они не дают каких-то больших привилегий.
Я знаю многих музыкантов, которые именно по этой причине там не могли нормально обустроиться, и поэтому возвращались. Поскольку я был в возрасте, когда туда ехал, я не ставил себе каких-то сверхзадач. У меня было достаточно концертов, но я не терял контакта с Украиной, приезжал выступать и официально числился тут на работе.
— Если бы сейчас к вам обратилась украинская поп-звезда, например, Ирина Билык, которая попросила бы у вас написать ей хит — вас заинтересовало бы это?
— Я, пожалуй, отошел уже от шоу-бизнеса. У меня было время, когда я писал музыку для эстрадных песен, но это все в прошлом, потому что мне ближе серьезная работа.
Конечно, я мог бы написать песню и сейчас, но для этого надо все бросить, и погрузиться в этот отдельный мир, в котором полно своих правил. Да и к тому же нужен хороший текст.
Когда я писал эстрадные песни во Львове, я работал с серьезными авторами — Николай Петренко, Богдан Стельмах. Каждый текст меня вдохновлял.
Ко мне обращались звезды, например, Руслана и Оксана Билозир. Но я им говорил, чтобы дали для начала тексты. Просто так писать музыку в никуда, чтобы потом какие-то слова на них накладывали я не хочу.
— Что делает вас счастливым?
— Сложно ответить на этот вопрос. Что мне приятно, так это видеть, что я не зря работаю. Когда на концертах звучит моя музыка, и аудитория заинтересована. Более того, есть какой-то отклик — есть какая-то реакция, меняются эмоции. Это правда очень важно.
Что почитать на LifeГид
- Майборода — клан музыкантов-гениев, любовь вождей СССР и любимый Киев
- Оперная певица Анжелина Швачка — о том, как стать миллионером, про театр и пророчество
