Почему Кафка до смерти боялся отца и просил уничтожить все свои произведения — разбирались Алексей Курилко и Анастасия Белоусова.
Шутка диссидентов
Алексей, как тебе фраза: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью?» И смешно, и… страшно. Особенно тем, кто читал «Превращение», «Процесс», «Замок». Автор всего вышеперечисленного Франц Кафка. Именно о нем мы и поговорим сегодня.
Боюсь, Анастасия, ты пока не готова говорить о Кафке. Я делаю этот вывод из твоего более чем тривиального начала. Мало того, что этой фразой озаглавливали некогда каждую вторую статью о творчестве Кафки. Так и родилась эта диссидентская шутка во времена тоталитарного режима, и намекала на сталинский террор, обыгрывая известную и популярную формулу «мы рождены, чтоб сказку сделать былью».
Только есть добрые сказки со счастливым концом, а истории Кафки страшные и с жутким финалом всегда. Так что мне не смешно, но и не страшно. Поскольку, я понимаю, речь идет о разных вещах.
Да как же о разных, ты что? Лично мне, да и не мне одной, очень страшно, даже в переводах — кстати, говорят, сама Анна Ахматова перевела «Замок» на русский язык. «Мне кажется, что он писал обо мне и для меня», — скажет о Кафке Мраморная Анна. И это объяснимо. И понятно! Если Кафка лишь в своем внутреннем мире проживал все те ужасы, которые испытал его лирический герой романа «Процесс», то Анна Андреевна и ее поколение, увы, проживали их на самом деле. Для них проснуться и увидеть двух посторонних, которые проводят обыск еще и требуют за это благодарности — было правдой жизни.
И если Йозефа К. год томили «процессом», прежде чем вывести под белы ручки на каменоломню и вспороть живот огромным ножом мясника, то с «ахматовским поколением» могли вообще не церемониться и убить в тот же день. Причем подсудимый, как и Йозеф К., мог так и не узнать — за что??? А тем, кому удалось выжить после концлагерей, прочесть «Процесс» было все равно, что заработать инсульт, а то и инфаркт. Интересно, как читал «Процесс», например, Лев Гумилев, который провел в лагерях много лет.Вот именно, Настя, правильно! Лев Гумилев, в отличии от твоей мраморной Анны, дважды подвергался арестам, и как ты верно заметила, провел и в тюрьме, и в лагерях много лет. Он знал не понаслышке, что такое процесс, и знал, что такое следствие, когда били по лицу, ломали пальцы, отбивали ногами почки, и такие допросы длились часами, несколько ночей подряд…
Я понимаю. И думаю, он даже в каком-то мог бы смысле позавидовать Йозефу К., который хотя бы может сам себя защищать, сам что-то искать, и вообще — ему даже на работу можно было ходить! И даже удовольствие получать периодически…
Помнишь момент, когда дядя Йозефа решил помочь главному герою и привел его к другу-адвокату. Что Йозеф в итоге сделал в этом доме? Занялся сексом с женой адвоката! Вот это я понимаю — решение вопроса!
«Йозеф! Мы прождали тебя три часа, что ты делал? — возмущался дядя Йозефа. — Хорошо, что эта семья — люди исключительно вежливые».
Да-да, секс рулит. Тут влияние психоанализа Фрейда заметит и слепой. Ну да, в каком-то смысле эрос тоже в помощь, для снятия стресса, но в «Процессе» это доведено до кафкианского абсурда. Лирический герой уверен, что «женские руки все могут сделать незаметно» и что у «женщин — огромная власть». Тогда как на самом деле «огромная власть» женщин в «Процессе» используется исключительно во благо мужского карьерного роста — женщины спят с теми, кто так или иначе нужен их мужьям или начальникам их мужей.
Заблудиться в кафкианском абсурде
Боже, Настя, что ты такое говоришь? Абсурд, к твоему сведению, бывает разный. Ты знала об этом? Бывает абсурд такой, при котором герои происходящего хотя и видят удивительные, странные, необыкновенные вещи или действия, но практически не удивляются тому, что это произошло или происходит.
А бывает, когда участники осознают всю абсурдность ситуации и не могут с ней смириться. Абсурд их тревожит, страшит, удивляет, изумляет, сводит с ума. Понимаешь?
Да, конечно!
Ну слава Богу! Хоть ты меня понимаешь. А то я решил, что мы оба утратили эту возможность…
Какую возможность?
Эту! Возможность понимать друг друга! Дело в том, Анастасия, что когда ты пыталась рассуждать о кафкианском абсурде, я в какой-то момент перестал тебя понимать. Начался просто абсурд Белоусовский… Нет, я серьезно! Я мало что понял! Такое ощущение, что ты готовишь салат оливье. Бросаешь в тарелку все: горошек, картошку, яйца, огурец и прочее. Я понимаю, что майонез все спасает!
Но, если честно, у тебя не просматривается четкая позиция твоего понимания Кафки. Ты сперва сказала, что это страшно, когда обвиняют непонятно в чем, да еще и невиновного, затем выяснилось, что герою процесса можно позавидовать. Потом оказалось, что ему вообще отлично, он не только может себя защищать, но и получать удовольствие.Хотя заниматься тем, чем занимался Иозеф К. удовольствием врядли назовешь. А главное, это грех. А у тебя получается, мужчины этим занимаются, чтобы снять стресс, а женщины — надеюсь точно процитирую — «исключительно во благо мужского карьерного роста — женщины спят с теми, кто так или иначе нужен их мужьям»… Короче, все смешалось в доме Облонских: Кафка, Фрейд, люди, кони…
Ты смеешься, а я серьезно… Я просто честно стараюсь понять его…
Просто пытаешься понять? Анастасия, Кафка — гений! Его не так просто понять…
Если честно, Алексей, при всей гениальности написания сам лирический герой Кафки меня злит, а то и бесит. И если вначале я еще его как-то жалела, то уже на 30-й странице невольно стала вспоминать притчу, которую Дон Хуан рассказал Кастанеде. Она о двух лягушках, которые случайно запрыгнули в машину. Одна из них билась изо всех сил, пока не выпрыгнула в окно, а вторая просто глупо спряталась, пока ее не убил водитель. «Какая из этих лягушек ты?» — спрашивал Дон Хуан Карлоса…
Так и в случае с этим Йозефом. Он был лягушкой, которая просто спряталась в салоне машины. Машины, которая везет его на смерть. Пусть медленно, в течение года… Словно давая понять: «Але! Йозеф! Может ты не в ту машину прыгнул?» Но нет! Героя больше волнует — что о нем подумают другие, как они посмотрят на его поведение, чтобы вокруг не подумали что он такой-сякой урод…
Анастасия, скажи мне, то, что Дон Хуан рассказал Кастанеде притчу, ты понимаешь, а то, что такую же притчу попытался поведать Франц Кафка, ты понять не хочешь? Отличие между Доном Хуаном Кастанеды и Иозефом К. Франца Кафки в том, что мораль в первом случае ясна, а во втором надо думать… И каждый понимает Кафку по-своему. Как остроту! В меру своей распущенности. Но правильно его понять не просто.
Так, а что там понимать? Он же все раскрыл нам о своем герое! И если в начале романа он мыслил, как уважающий себя индивид: «Если это комедия, то он им подыгрывает. Но пока он еще на свободе»… То в конце романа, увы, рабская «клиника» налицо:
«Он вдруг осознал всю бессмысленность сопротивления. Ничего героического не будет в том, что он вдруг станет сопротивляться, доставит господам лишние хлопоты, попытается в самообороне ощутить напоследок хоть какую-то видимость жизни»…
Неудивительно, что последние его слова будут: «Как собака…». Лаконичнее обозначения рабской психологии даже Чехов не придумал.
Понять гения
Повторяю, Настя, понять его сложно. Хотя он явно глаголет истину. Вернее, пытается найти ее, понять и рассказать нам. Вот что для него литература. Ты прочла два его романа и рассказ и думаешь, что поняла его?
А так ли легко понять того, кто родился 3 июля 1883 года в семье пражского коммерсанта. То есть более двух столетий назад, в стране, которой давно нет. Который не был ни немцем, хотя писал на немецком, ни чехом, хотя жил в чешском гетто, ни евреем… Он рос и формировался на стыке четырех культур. Боялся отца. Патологически! Чтобы не злить его, маленький Франц прятался в своей комнатке и сочинял там всякие истории.
Вот откуда его тяга к литературе! Он и сам писал в дневнике, что для него занятия литературой сродни молитве. А это разговор с Богом! Или о Боге. Тем не менее всю жизнь Франц был крайне замкнутым и неуверенным в себе.Подруга Кафки так вспоминала о нем: «Он был застенчив, беспокоен, нежен и добр. Он видел мир, наполненный незримыми демонами, рвущими и уничтожающими беззащитного человека».
А ты уверена, что правильно понимаешь написанное им? И сделать выводы соответствующие? А если ты заблуждаешься?
Ну, мы, слава Богу, живем не в эпоху Второй мировой или репрессий и расстрелов. Но «Процесс» может быть полезен и нам. Если представить, что «процесс», за который судят Йозефа — это проблема, в которой мы вдруг оказались завязаны «по самые ушки». Сначала нам кажется, что ничего страшного. Потом мы начинаем вникать, находим таких же бедолаг, как мы, кооперируемся, вместе ищем помощи, вместе пугаемся и начинаем паниковать. И вот уже проблема стала настоящим Процессом в стиле Кафки. И нам не выбраться, и все о нем знают, и сопротивление бесполезно, да и сил больше нет, и выход один — отказаться от борьбы… И вот тут мы в панике, в последнем приступе отчаяния бежим в храм…
Кстати, для меня это — ключевой момент романа, как и ключевой момент жизни каждого человека. Когда ты в отчаянии приходишь в храм, то кого ты ожидаешь там увидеть? Йозеф увидел тюремного капеллана, а хотелось бы, чтобы он увидел там Бога. Не зря же капеллан и говорит:
«Ты слишком много ищешь помощи у других. Неужели ты не замечаешь, что их помощь не настоящая?»
Да! Как это верно, Алексей! Как это верно… Настоящая помощь может быть только от Господа. Но для этого ты должен увидеть именно Его в храме, а не тюремного капеллана, не бабушку со свечками или других людей. Только Бога! Но в кафкианском мире, похоже, как и в мире Ницше, Бог умер, так и не воскреснув…
Наказать без вины
Анастасия! Бесполезно! Мы говорим с тобой на разных языках! Ты слишком плоско понимаешь роман. Вообще-то, я тебя не виню, всех нас учили одинаково! И только ленивый не писал о том, что якобы совершенно аполитичный в жизни Кафка в «Процессе» предсказывает будущие ужасы и кошмары тоталитарного строя… Только что-то никаких особых ужасов в его книге я не вижу. Там — да — могут обвинить кого угодно! Но в том-то и дело, что обвиняют именно его Йозефа, и убивают вскорости, так и не доказав вины, только его одного. Мясным ножом. Таким ножом, к слову сказать, обычно приносят жертву.
Подожди! Я не говорила о предсказании тоталитаризма! Я говорила о том, как мы внутри себя создаем ад из проблемы, в которой оказываемся…
И в отличие от миллионов советских граждан СССР, главный герой романа признал, что он, как и любой человек на Земле, может быть обвинен и приговорен. Чувство вины — непонятной ему — но имеющейся в нем, заставляет его признать их правоту и бесполезность борьбы. Собака обычно верна своему хозяину. Вот поэтому он и говорит перед смертью, что его убивают как собаку… А в чем вина этой преданной собаки на самом деле, ты не задумывалась?
Алексей, «Процесс» для меня — пример того, как невыносимо и абсурдно жить в мире без Бога. «Мир без Бога есть ужас», — сказал как-то Достоевский… Так и есть! Меня охватывает ужас при мысли о том, как бы я жила, если бы однажды в пылу отчаяния от мыслей о самоубийстве, я не пришла в храм и не встретилась там с Богом… И в этом мы с Йозефом К. различны. И слава Богу! Чего и желаю нашим читателям — отличаться от Йозефа, поступать ровно противоположным образом — вот тогда от Кафки вы получите максимальную пользу — не только эстетическую, но и духовную.
Почитай для начала его дневники. И варианты романа. И ты поймешь, что Кафка не был ницшеанцем. И всю жизнь он не только искал Бога, но и понимал, что церковно- религиозное объяснение Бога слишком убого упрощает саму концепцию веры. И боялся, что человеку не всегда ясны Божья воля, пути Господни неисповедимы. И может то, что нам кажется жестоким, Богу кажется справедливым или необходимым. Литература — как молитва или даже богослужение. А его неоконченные романы — это попытки найти к Нему дорогу. Ведь ни один из его романов не был закончен! Даже «Процесс»…Книги как реализация бессилия
Да, Кафка был всегда недоволен, считал свои книги посредственными и недостойными печати. Он писал «в стол» и для него это был некий сеанс психотерапии.
«Все тексты — это реализация моего бессилия, — скажет Кафка в дневниках, — мои определенные проблемы». Как, к примеру, в «Превращении» раскрывается одна из проблем этой многогранной личности. Одна из.
«Замок» — это, возможно, поиск Бога и попытка к нему приблизится. А, к примеру, «Процесс» — это история его неудачной женитьбы. Когда он трижды делал предложение и трижды отказывал невесте. И делал все возможное, чтобы избежать женитьбы. Хотя и чувствовал себя виновным, но боялся, что они испортят друг другу жизнь. Ибо ад, как ты помнишь, это другие. А он хотел лишь одного. Заниматься литературой.
Да, но Франц Кафка разрешил издать лишь 10% своих произведений, а остальные в завещании просил уничтожить. В том числе и «Замок», и «Процесс». Но Макс Брод — его душеприказчик, очень высоко ценил произведения Кафки, и автор знал об этом. Потому, понятное дело, что Макс Брод их не уничтожил. Другое дело — его жена Дора. Та частично исполнила завещание Кафки, но слава Богу, в ее ведении была лишь часть произведений гения.
Возможно, Кафка хотел уничтожить все написанное им потому, что оно казалось ему обреченным приумножать вселенское непонимание. Когда мы замечаем, сколь беспорядочно нас знакомят с его произведениями, позволяя узнать одно, скрывая другое, бросая лишь частичный свет на тот или иной фрагмент, разбивая тексты, которые и так не завершены, размельчая их еще больше, превращая их в пыль, как если бы дело касалось реликвий, чье достоинство ничем неумолимо.
Когда мы видим, как эти произведения, по преимуществу молчаливые, наводняются болтовней комментариев, как эти книги, непригодные для печати, становятся материалом для бесконечных публикаций, как эти вневременные творения превращаются в толкование истории, — мы спрашиваем себя: предвидел ли Кафка подобный провал в подобном триумфе? Возможно, ему хотелось исчезнуть — незаметно, как тайне, стремящейся ускользнуть от взгляда. Но сама эта незаметность превратила его в общественное достояние, а тайна принесла ему славу.
Загадка напоказ
Выходит, Алексей, что теперь его загадка везде выставлена напоказ, она стала дневным светом, своей собственной сценической постановкой. Что делать?
Главное, Анастасия, не спешить с выводами. И думать над его романами. Думать! А не читать, что там сказали или написали о его романах другие люди.
Вот я не так давно написал историю Люцифера. Как она подана в разных источниках разными людьми. И хотя я никаких выводов не делал, а предлагал каждому думать своей головой, меня все поняли по-разному. И тогда я написал им всем в ответ:
«Я творец слов. Я автор! Я создаю текст. Для многих текст это зеркало. А в зеркале каждый видит собственное отражение. Так что я не виноват в том, что вы видите или хотите увидеть. Я переводчик с космического на человеческий. А то что у многих проблемы со слухом или они не понимают этот язык, или понимают его не совсем правильно — не мои проблемы.
Объяснять каждому отдельно я ничего не буду. Я написал всё, что по этому вопросу тогда думал. Сейчас я думаю и работаю уже над следующим текстом. Этот мне уже не принадлежит. Считайте, что я пошил костюм. Нравится? Носите на здоровье! Не подходит размер — пусть пока остаётся тут у витрины, на безголовом манекене, а вы поправляйтесь! Перешивать не буду. Другому подойдет! Или берите на вырост".
Я, конечно, не Кафка, но думаю, он мог бы написать нечто похожее под каждым своим романом.
Не пропустите также Убить дракона или пусть живет — как Шварц и Захаров показали путь к свободе