Александр Солженицын — почему его считают реинкарнацией Достоевского разбирались писатель Алексей Курилко и журналист Анастасия Белоусова.
«Война и мир» в 10 лет
И вот, Алексей, я опять ощущаю полную ничтожность перед героем, о котором пойдет сегодня речь. По своей эпохальности я бы сравнила его со Львом Толстым. При том, что он был любимым писателем нашего героя: Солженицын прочел «Войну и мир» в 10 лет и уже тогда, по его же воспоминаниям, почувствовал «особую тягу» к произведениям большого формата. В 18 лет этот уже не мальчик, но юноша начнет писать книгу «Красное колесо», которую завершит лишь спустя 50 лет.
Анастасия, ты слишком слепо доверяешь самому Солженицыну и его многочисленным биографам. А те, само собой, готовы раздувать фигуру Солженицына не то что до Толстого, до самого Господа Бога.
Лично я не верю, будто Солженицын прочел «Войну и мир» в 10 лет. А если прочел, то тем хуже для Солженицына, поскольку истинное понимание данного романа приходит с годами. И читать в 10 лет четыре книги романа «Война и мир» столь же бессмысленно, как читать Библию убежденному и ярому атеисту любого возраста.
В то, что в 18 лет он стал писать «Красное колесо», я тоже не верю. А если бы мне предоставили неопровержимые доказательства того, что оно реально писалось им с 18 и до 70, то я бы наконец понял, почему эта книга настолько неровная. К примеру, насколько гениально написаны главы «Ленин в Цюрихе», настолько нудно, схематично, пресно и коряво написаны многие другие главы.При этом я признаю его величие и полагаю, что Нобелевскую премию он, конечно, заслужил. Но это не значит, что я буду закрывать глаза на его слабости и ошибки.
Мастер или гений?
Думаю, как и у любого человека, у Александра Исаевича были свои недостатки, но все равно говорю о нем с придыханием. Написать такое количество документальных романов, так доступно и одновременно жестко, может только настоящий мастер.
Какое точное слово подобрала ты! Он — мастер! Толстой, Чехов, Булгаков, Шолохов, Пастернак — это величайшие художники, гении и творцы. А Солженицын — одаренный и трудолюбивый мастер. Этим и объясняется такое огромное количество его литературного наследия. Упорство и труд все перетрут.
Шаламов из заключения вынес всего лишь одну горькую книгу — «Колымские рассказы» — и с трудом смог ее опубликовать мизерным тиражом. Ее появление долгое время даже не замечали. А тот же Солженицын пальцем о палец не ударил, чтобы помочь брату по тяжелому кресту и перу, зато из собственного заключения «выдоил» все, без остатка. Хватило на четыре тома документального романа и три тома художественных, не считая рассказов.
И своими книгами он заявил о себе громко, всему миру. Сделал немыслимую карьеру на своих пяти годах лагерей, из которых три года — работа в «шарашке» (так называлось конструкторское бюро в тюрьме — Авт.) плюс семь лет жизни в ссылке, уже вольным человеком.
По сравнению с 25 годами Шаламова — это ничто! Тем не менее его арест и лагеря только закалили, сделали, как он сам признавался, по-зековски хитрым и расчетливым, а Шаламова эти годы сломали: на волю вернулся он уже глубоко больным человеком, как физически, так и психически…
Титан ХХ века
Алексей, я согласна, что Солженицын был невероятно целеустремленным и трудолюбивым человеком. Он даже в лагере поражал всех тем, что круглосуточно читал 4-томный словарь русского языка. Тюремщики смеялись, а он тем временем досконально заново изучал язык.
А глубину такую может передать человек, переживший огромное количество боли. Еще бы! Даже его даты рождения и смерти говорят за себя: 1918—2008. Мы все знаем, что это за годы! Вообще, поколение, рожденное в начале ХХ века, — это душевные титаны, на чью долю выпали две войны, ссылки, репрессии.
И Солженицын — это образ вот такого вот титана, хоть на вид — обычный сельский мужичок. Теперь ведь молодежь, например мой сын, думает, что титаны — это супермен, трансформер или бэтмен. И мне приходится ему рассказывать, что настоящие титаны, титаны высокой пробы, которые гонимы и одновременно любимы Богом и выполняют Его миссию, выглядят максимально просто, как обычные люди. Как, например, Солженицын.
Реинкарнация Достоевского
Нет, Анастасия. Прошу, не позволяй страшному опыту и ужасным событиям в биографии Солженицына затмевать его истинное лицо — довольно циничного, еще раз повторяю, весьма расчетливого и не всегда открытого и справедливого человека.
Вот ты имела неосторожность сравнить его с Толстым. Но последний, особенно в годы глубокой старости, был и оставался чистым нравственно человеком. Благородным неимоверно и глубоко верующим, несмотря на то, что официальная церковь предала его имя анафеме при жизни. Другое дело Солженицын!
Я согласен с теми, кто сравнивает его с Достоевским, кое-кто даже считает его, Солженицына, реинкарнацией Федора Михайловича. Суди сама. Оба прошли арест, каторгу и ссылку. Оба вернулись и написали о лагерях взорвавшие общество книги. Обоих впервые вывел на свет первой публикацией самый передовой журнал столицы.
И Солженицыну, и Достоевскому покровительствовали главные редакторы передовых изданий: Достоевскому — Некрасов и его журнал «Современник», а Солженицыну — Твардовский и его «Новый мир». И оба затем предали своих покровителей, да еще и вместо благодарности оставили о них не самые лестные воспоминания.
Эпоха «Архипелаг ГУЛАГ»
О, Алексей, я помню, как появление в нашем доме книг «Архипелаг ГУЛАГ» «взорвало» обитателей. На кухне мои родные и их друзья спорили, обсуждали каждую книгу так громко, что слышно было через две двери!
Сейчас я понимаю, что на самом деле там, на кухне, вместе с этими, в черно-красных тонах книжками в тонком переплете, ломалось мышление и мировоззрение целого поколения. Поколения людей, которые прежде жили с уверенностью, что живут правильно, идут правильной дорогой и хранимы государством.
Сейчас, когда вокруг сплошной развал, я уже и не знаю, что лучше: жить, как мои родители, или — как я сейчас? Так вот, думаю, именно там, на кухне, произошел окончательный развал СССР для моей семьи. И скорее всего, так было на сотнях тысяч кухонь стран бывшего союза. И одним из ключиков к этому стал Солженицын. Факт есть факт: был писатель, чьи книги разорвали весь мир и стали ключевым моментом.Никто не спорит! «Архипелаг ГУЛАГ», как и в свое время «Записки из мертвого дома» Достоевского, взорвал мировое сообщество. Но прежде ГУЛАГа, к твоему сведению, была публикация в «Новом мире» повести «Один день Ивана Денисовича», помнишь?
Бездушное чудовище
А! Ты продолжаешь искать и проводить параллели между Достоевским и Солженицыным?
Да зачем их искать, Анастасия?! Они, что называется, налицо! Они даже внешне необыкновенно похожи: и борода, и ранние залысины, и глаза, полные одновременно доброты и хитрости. А сколько совпадений в личной жизни обоих!
Кстати, первая жена Солженицына называла его бездушным чудовищем. А этот нездоровый интерес к еврейскому вопросу! И оба об этом много писали. Солженицын в книге «Двести лет вместе», а Достоевский в издаваемых при жизни «Дневниках писателя».
Наконец, то, что оба к концу жизни пришли к полной перемене своих ранних взглядов: стали ярыми русофилами и антизападниками. Оба крепко стояли на позиции, что Россию спасут только две вещи: монархия и православие. И были яростными противниками всякого бунта, революции или даже оппозиции власти.
Вермонтский отшельник
Ну, Алексей, не вини его!
Я никого ни в чем не виню, я лишь констатирую факты, Анастасия. И не создаю себе кумира.
Погоди! Он и сам прекрасно понимал, что стал «ключевым моментом», когда его наконец реабилитировали и позволили вернуться домой. Как понял и то, что будет дальше — и удалился от политики 90-х, раскритиковав ее. Человек, который написал «Красное колесо», прекрасно осознавал, что любая революция, любая смена власти — это колесо, которое закручивает и превращает даже титана в песчинку, ломает тысячи жизней и ничего доброго не несет.
Иногда без революции не обойтись. Иначе власть начинает превращать народ в стадо, которое не имеет никакой свободы и существует только для того, чтобы его доили и стригли.
Алексей, думаю, ему было тяжело все это осознавать. Да и вообще жить ему было несладко. И если бы он не писал, то наверняка умер бы еще в лагерях. Его тяготили люди. Он что в Вермонте, что в России, по большому счету, жил отшельником. В США его так и называли — «Вермонтский отшельник», потому что он не пускал к себе прессу, посторонних, и дал интервью только раз — французскому ТВ. Именно французы впервые показали тогда, в конце ХХ века, как работает Солженицын над своими огромными произведениями.
Как творил Солженицын
Вот поэтому глава из «Красного колеса» под названием Ленин в Цюрихе полностью дает четкий и точный портрет не столько Ленина, сколько автора, Солженицына.
Знаешь, Алексей, ты слишком сгущаешь краски!
Да он и сам потом не отрицал, что в описание жизни вождя пролетариата он вложил отчасти и свой опыт изгнанного и почитаемого большинством эмигранта, то есть свой собственный опыт.
Его жена Наталья рассказала, что Александр Исаевич был неприхотлив. Мог есть одну еду хоть целый день, был устойчив к холоду и мог работать даже в неотапливаемом помещении, главными для него были свет и тишина. Кабинет Солженицына всегда был очень светлый. На двух стенах — огромные окна почти во всю стену.
Работал он утром, потому до часу дня даже детям запрещалось шуметь и гонять в мяч. После часа «строгий режим» сменялся обычным. Да, так вот! Меня поразило, как он работал!
Свои рукописи он раскладывал на двух огромных столах по стопочкам. Каждая стопочка — отдельная история. Потом он, как пазлы, складывает их в «систему». С другой стороны — ведь как иначе написать, когда в твоих книгах сотни персонажей, верно? Но все же меня это поразило! Какой титанический труд! Сколько тысяч листов, написанных от руки, которые его жена потом перепечатывала на машинке…
Провал «Красного колеса»
В отличие от «Архипелага ГУЛАГа», к слову сказать — это замечательное, даже гениальное произведение, совместившее в себе художественность с документалистикой, «Красное колесо» — тягомотина! Написано, повторяю, неровно и малохудожественно.
Так писали в советское время критики — рыхло и многословно. Для XX, а тем более XXI века так уже писать нельзя! Надо признать, что труд его с годами не настоялся, как коньяк или дорогое французское вино, а перебродив, превратился в уксус. И пить его невозможно человеку, у которого еще остался вкус. А то, что говорит жена, — так ведь на то она и жена, чтобы нахваливать супруга.
Оружие жены и пародия на автора
Кстати, в вопросах семьи я считаю Солженицына примером для подражания! Кто сказал, что писатель не может быть счастлив, будучи в семье? Конечно, Солженицын был не только глубоко верующим человеком, но и изгнанником. А в изгнании, оторванности от большого социума начинаешь особенно ценить тех, кто рядом.
Как здорово ответила его жена на вопрос, не страшно ли было детей рожать (напомню, у Солженицына их трое): «Странный вопрос! Конечно надо рожать! Дети — это наше оружие, наша защита от того давления и прессинга зла. Нас давят, думают, что нас легко уничтожить. А в это время рождается новый маленький «солжененок».Это скорее хорошо говорит о его жене, чем о нем. Все, что ты сказала, это хорошо. Но это не делает самого Солженицына лучше как писателя и как человека. Есть масса литературы, где тебе расскажут и покажут как чрезмерное самомнение делает из большого художника посредственного публициста и мастера, ремесленника. И это грустно.
После «Ракового корпуса» Солженицын не создал более ни одного гениального текста. Он стал поучать людей и проповедовать — а это для писателя начало конца. Художник уступил место мастеру, который поверил в свое величие и перестал слушать советы. А со стороны было виднее. И пародия на него Войновича «Портрет на фоне мифа» — это еще цветочки.
Он отдалился от людей не из-за желания больше творить: он, как Гендель, стал жить в замке своей славы и величия. Он перестал чувствовать пульс времени и вибрацию живых людей. Результатом стал тотальный провал эпопеи «Красное колесо», которую публиковали кусками. После распад и деградация художника проступали все явственнее и четче.
Три счастливых момента
Тебе нечего о нем сказать хорошего?
Есть. Но у тебя это получится искренней! Помню, был в детстве в дичайшем восторге от «Один день Ивана Денисовича» и «В круге первом». «Архипелаг ГУЛАГ» читал и перечитывал раз пять. А вот «Красное колесо» раз десять брал, и, борясь со сном, читал. Но кроме книги «В августе 1914» там читать нечего. Скажи лучше ты.
Для меня он все равно великий мастер и труженик. Меня поразил его ответ о том, какое время считает счастливым:
«Первое — время казахстанской ссылки. Но оценить я это сразу не смог, так как после освобождения заболел раком. А когда пришло исцеление от болезни, я ощутил, что такое настоящее счастье! Когда ты по вечерам можешь увидеть небо в звездах, а не фонари и проволоку. Я получил любимую работу — был учителем, я писал свой роман „В круге первом“. Потому, когда начались преследования и нам пришлось уезжать, я понял: такой свободы у меня больше не будет. И долгое время так и было: обыски, переезды, изгнание… Второе счастье наступило в Вермонте. Я был счастлив, что могу разложить рукописи по всему столу, не боясь, что услышу стук, и начнутся обыски». Третье его счастье наступило, когда он вернулся домой: «Вы знаете, в Вермонте красивейшие леса и птицы, но они почти не поют! А здесь, дома, у нас весь лес поет… Вот оно и счастье».
Хотите узнать, что почитать еще? Например, у нас есть биография Беллы Ахмадулиной о темной стороне ее таланта, также стоит времени Южный Парк в трех частях — вся история создания South Park глазами их авторов, а еще — знайте — первая песня в космосе была на украинском!