Почему Корней Чуковский за миллионный тираж «Мухи Цокотухи» получил всего 2,20 рублей, и зачем зарывал книги в землю, выясняли писатель Алексей Курилко и журналист Анастасия Белоусова.
«У меня есть одно средство от тоски и депрессии — пойти к детям и побыть с ними часов пять, шесть, семь. Только с ними я чувствую себя человеком, способным совершать чудеса» (К.Чуковский)
Просто Коля Корнейчуков
Поверь, Анастасия: Корней Чуковский — это целый мир! И об этом мире на двух полосах газеты не расскажешь! Он бескрайний, необычайный и… мифический! Потому что, с одной стороны, Чуковский сотворил себя сам, а такое могут лишь носители божьего дара. Его мир рос и развивался многие десятилетия, он вмещает несколько жизней, десяток профессий и специальностей. А с другой стороны — никакого Чуковского изначально не было и быть не могло. Был простой мальчик Коля Корнейчуков! Мальчик, чье детство прошло в Одессе, в неполной и очень бедной семье, он рос без отца, с матерью, которая, дабы дать сыну и дочери хорошее образование, была вынуждена работать то кухаркой, то служанкой, то портнихой, то прачкой.
Революция сделала так, что любая кухарка теоретически могла руководить государством, а кухаркин сын мог…
Анастасия, в том и дело, что карьера Чуковского началась задолго до октябрьской революции. Она, напротив, смахнула одним махом все то, что он с таким трудом строил и выстраивал. Карьеру, статус, семейный быт, имя, связи… Недавно вышла неплохая книга Ирины Лукьяновой о жизни этого уникального человека. Гения — да, именно гения и самородка, но если хотите узнать о нем все, как есть, и, как говориться из первых рук, я вам рекомендую прочитать полное собрание его сочинений, куда, кстати, среди прочего, входит три тома его дневников и два тома переписки. Это чтение дорогого стоит!
А сколько вы получите информации и чисто интеллектуального наслаждения… Я вот стал перечитывать по второму кругу — непередаваемое удовольствие! Перед вами во всей красе предстанет весь его гений, перед которым лично я безоговорочно снимаю шляпу. Я учусь у него! Он мой учитель — наравне с Писаревым, Бенедиктом Сарновым, Тыняновым, Шкловским и Анненским! Он даже из вышеназванных для меня — самый лучший и любимый. Ведь большинство считает его всего лишь детским поэтом. А он… Ох, кем он только не был и что он только не писал!
«Я работал во всех литературных жанрах, кроме доносов», — скажет позже Чуковский. Помнишь?
Звание генерала
Вообще, думаю, ему было довольно обидно слышать, что он детский писатель. Это, действительно, крайне несправедливо. До революции он был самым скандальным критиком, самым высокооплачиваемым и знаменитым фельетонистом, а также уважаемым историком литературы и теоретиком филологии. Он был одновременно защитником классической словесности и новатором литературы, а также популярным лектором и переводчиком. Коротко говоря, его дело было в беззаветном служении Слову. И на этой службе он заслужил звание генерала, если не маршала.
Для писателя того времени очень важно было найти хорошего иллюстратора. (Фрагмент «Краденое солнце», художник Юрий Васнецов)
Когда я смотрела очередной документальный фильм о Чуковском, сын сел рядышком и спросил: «Что за ужасы ты слушаешь?». Как раз был момент о смерти дочери писателя — Муры. Она, если помнишь, умерла в 11 лет от туберкулеза кости, но перед тем ей ампутировали сначала руку, потом ногу. «Помнишь, „Муху Цокотуху“ и „Тараканище“?» — спросила я сына. «Да», — ответил он, заинтригованный. «Это фильм об авторе этих сказочных стихотворений. Его дочь долго болела туберкулезом кости и умерла». Сын смотрел на меня во все глаза: «Мам, так он же сказочник! Разве с ним может случиться такое?». Как верно сказано! Так хочется верить, что хотя бы со сказочниками ничего страшного не случается!!! Это была самая страшная трагедия в его жизни. Дело в том, что у него было четверо детей: двое мальчиков и две девочки. Но Муру он любил сильнее всех, и все в семье это знали. Мурочке разрешалось все. Он боготворил эту девочку. Никому, абсолютно никому не разрешалось входить в его кабинет — особенно в часы, когда он работал, а работал он большее время дня. Это касалось всех, кроме Мурочки. Ей позволялось все, и задолго до болезни. И надо ж было такому случиться, что именно она заболела, долго мучилась и страдала и умерла, чем нанесла отцу рану, которая никогда не заживала. Никогда… Все последующие потери и трагедии, а их в его довольно долгой жизни было не мало, не шли ни в какое сравнение с тем горем, которое испытал Чуковский, потеряв любимую дочь. Как он не наложил на себя руки — ума не приложу! Его спасла, наверное, любовь…
Любовь к другим детям? Или к жене… Вообще к семье? Плюс ответственность за их будущее, да?
Настя, мы же говорим о Чуковском! Возможно, я несколько разочарую тебя, но его вообще на протяжении всей жизни поддерживала исключительно любовь. Нет, даже не любовь, а какая-то мистическая и дьявольская страсть к Литературе! Литература была его Жизнью! Жизни без литературы он себе не представлял. Сперва он любил ее, как читатель, затем, как рядовой участник и порой даже ее представитель, а затем — как производитель, ее творец, ее созидатель. Нет, вернее сказать — со-созидатель, со-основатель новой, всегда живой, как язык, литературы.
Оружие против страха
Знаешь, Алексей, скажу честно. Чем больше я узнаю о Чуковском, тем больше поражаюсь его силе духа. Первый раз я поразилась, когда узнала, что над каждой строчкой своих сказок он трудился месяцами! Строчка в месяц!!! Я была в шоке! Ведь на первый взгляд: ну что там писать, все же так просто: «Разве это великан? (Ха-ха-ха) Это просто таракан (Ха-ха-ха). Таракан, таракан, таракашечка, Жидконогая козявочка-букашечка». Сын особенно любит эти четверостишия о тараканище. Мы до сих пор над ними смеемся и используем как оружие против страха и неприятностей. Думаю, стихи Чуковского и в советское время использовали в качестве оружия против собственного страха. Еще его до сих пор называют автором первых детских триллеров: из всего 15-томника его сочинений, сказок — меньше тома. Их вообще всего 10!
Сказки пережили своего автора. «Мойдодыр» стал мировой классикой. А доктор Айболит вообще занял почетное место в ряду архетипов, влияющих на становление личности уже не одного поколения детей. Причем заметь, каким необыкновенным слогом написаны эти шедевры. Тут и постоянная динамика не только самого повествования, но и темпо-ритмический узор поэтического языка. Это тебе не убаюкивающий ритм примитивных и упрощенных строк:
«Идет бычок качается,
вздыхает на ходу»!
Ничего не имею против Агнии Барто, она даст фору многим поэтам для детей, но и тут даже сравнивать смешно, ей-богу!
«У меня зазвонил телефон.
— Кто говорит?
— Слон.
— Откуда?
— От верблюда.
— Что вам надо?
— Шоколада.
— Для кого?
— Для сына моего.
— А много ли прислать?
— Да пудов этак пять.
Или шесть:
Больше ему не съесть,
Он у меня еще маленький!».
Ты чувствуешь, как сам ритм тебя завораживает, но в то же время не усыпляет и не дает продохнуть? Он держит твой интерес и органично удивляет, не нарушая внутренней гармонии…
«А потом позвонил
Крокодил
И со слезами просил:
— Мой милый, хороший,
Пришли мне калоши,
И мне, и жене, и Тотоше.
— Постой, не тебе ли На прошлой неделе
Я выслал две пары
Отличных калош?».
Сколь часто слово — уже строка, и внутренняя рифма не нарушает гармонии ритма, как в хорошем американском репе, меняет незаметно темп с изменением ситуации внутри сюжета!
«И сейчас же щетки, щетки, затрещали, как три тетки»
Чуковский настолько уважительно относился к детям, что стал автором гениальной и первой в своем роде книги «От двух до пяти»: «Овладение речью происходит под непосредственным воздействием взрослых. Но оно кажется мне одним из величайших чудес детской психической жизни. Раньше всего необходимо заметить, что у двухлетних и трехлетних детей такое сильное чутье языка, что создаваемые ими слова отнюдь не кажутся речевыми калеками или уродцами, а, напротив, очень метки, изящны, естественны: и «сердитки», и «духлая», и «всехный».
Точно! Или: «Я намакаронился»…
Его восхищала детская свобода, маленькие люди, не скованные правилами и законами. Это успеется. А пока как забавно слышать от ребенка: «Какой ты, деда, страшный спун! Чтобы сейчас же было встато!». Или помнишь, из его наблюдений: «Лялечку побрызгали духами: «Я вся такая пахлая, я вся такая духлая». А когда внучка вертится около зеркала: «Я, мамочка, красавлюсь!».
Говорят, Чуковскому со всех уголков страны присылали забавные выражения детей. И он не просто собирал высказывания детишек, а пытался их осмыслить, понять логику их зарождения: «Ребенок бессознательно требует, чтобы в звуке был смысл, живой, осязаемый образ; а если этого нет, ребенок сам придаст непонятному слову желательные образ и смысл. Паутина — паукина. Милиционер — улиционер. Экскаватор — песковатор (потому что выгребает песок). Рецепт — прицепт (потому что прицепляется к аптечной бутылке). Всюду один и тот же метод осмысления услышанных слов, путем непреднамеренной подмены минимального количества звуков. Услышав два стишка из «Мойдодыра»:
«И сейчас же щетки, щетки
Затрещали, как трещотки…»
А моя трехлетняя дочь, никогда не слыхавшая слова «трещотка», попыталась осмыслить его при помощи такой трансформации:
«И сейчас же щетки, щетки
Затрещали, как три тетки».
Приливы безумного счастья
Здесь как нельзя лучше выразилась любовь Чуковского к слову. Он пишет:
«Я постоянно испытываю приливы безумного счастья, когда, проснувшись утром, веселыми ногами бегу к письменному столу».
Его любовь к литературе действительно была просто религиозна! Литературу он почитал как Бога. Того же Блока — как апостола! Он очень гордился своими монографиями по Некрасову, Уитмену (которого, кстати, первым перевел на русский язык).
Не его одного! Ведь именно в его переводе мы читали Марка Твена и Оскара Уайльда. А его книги о Некрасове, о Шевченко… Он возвратил их из небытия. А прочла бы ты его критику! Когда перечитываю его статьи, ощущение, что это пишет мой современник. Кажется, это именно то, что я вчера собирался написать по поводу нынешней ситуации. Ты представить себе не можешь, как много из того, что он писал сто лет назад, нынче актуально!
Например?
«Газеты, ежедневно приручающие нас к чуду, делающие для нас нормой ненормальное, обыденным — необычное; телефоны, театры, фабрики, кинематографы, и, главное, городские улицы, навязывающие нам бытие в его хаотичности, безумии множественности, испестрили нашу жизнь до чрезвычайности. Но выиграв в количестве, впечатления наши потеряли в силе: переживаний теперь больше, но каждое из них как бы укоротилось и уменьшилось». Ну разве не о нашем времени это сказано сто лет тому назад?
Ты прав. Несмотря на все беды, нищету, постоянные обвинения и запреты, Чуковский всю жизнь зарабатывал словом, только и платили там… копейки! За миллионное переиздание «Мухи Цокотухи» он получил… 2 рубля 20 копеек!!! Оказывается, чем больше переизданий — тем меньше получает автор! Что бы сказала на это Джоан Роулинг, если бы ей сообщили, что за переиздание «Гарри» она получит 2,20 долларов!
Он, конечно, не хотел бы работать бесплатно. И ради денег он много писал такого, что лишь отрывало его от главного в жизни. Но деньги его интересовали не так уж сильно. Хотя ты права: семью он содержал сам, и только своим пером.
До революции Чуковский был одним из лучших журналистов. Именно он взял последнее интервью у Льва Толстого. А его критических статей боялся весь литературный бомонд начала ХХ века! О его доме в Куоккале на берегу Финского залива до сих пор рассказывают легенды. Есть столько воспоминаний, как Чуковские даже в дождь ходили босиком, называя это «босячеством».
Илья Репин в своей мастерской читает интервью Корнея Чуковского, которое он взял у Льва Толстого (Фото Карла Буллы)
Революцию он, в общем-то, приветствовал. Хотя, если честно, она отняла у него почти все, что он к тому времени заработал и заслужил. И ему почти в сорок лет пришлось все начинать сначала. А уж я не говорю о том, что он так и не смог приступить к главному труду в своей жизни. Его дочь Лидия Чуковская справедливо считала его в первую очередь гениальным литературным критиком. Вот что писали о нем, разделявшие ее мнение: «Но главное было совершенно другое для него. Некий особый взгляд на литературу вообще и в целом. Как верно было подмечено, в отличие от большинства товарищей по критическому цеху, он был не столько толкователем чужих произведений и не столько посредником между кругом идей автора и читающей публикой, и даже не столько историком литературы своего времени, сколько практикующим критиком-мыслителем, старающимся понять глубинные законы и секреты данного вида искусства, в которое был влюблен раз и навсегда».
Осип Мандельштам, Корней Чуковский, Бенедикт Лившиц и Юрий Анненков — круг любимых друзей Чуковского (Фото Карла Буллы 1914 год)
Не простил отца
Когда «Чукоккалу» запретили к изданию, Корней Иванович закопал ее в саду на даче в Переделкино и злой уехал в Москву. Но не доехал. Вернулся. И застал дворника, который раскапывал его только что зарытую «Чукоккалу»! Дворник думал, что писатель зарывает клад. Ему и в голову не пришло, что можно зарывать в землю книгу!
Да, Настя, его многие не понимали. Ты прочти книгу «Воспоминания о Чуковском" — какой разный человек выходит, как по-разному его видели современники. Даже нахваливали — и то, разным тоном. Скажем, в очерке Шварца «Белый Волк» (Белый — потому что Чуковский рано поседел — Авт.) рисует перед нами человека, который был безжалостен к бездарностям и слабостям или промахам литераторов, готовый в любое мгновение за малейшую ошибку наброситься на жертву, словно санитар литературного леса, желающий уничтожить провинившегося или захромавшего жителя литературного леса, исключительно ради улучшения популяции. Зная, каким Шварц был шутником, Чуковский с восторгом принял этот очерк. Тогда как Розанов называл Чуковского литературным волком без всякого юмора. И не только волком, но и гадюкой, коршуном и бездушным чудовищем.
Чуковский — волк? Чудовище?
Для меня он добрый и справедливый волк. Умное и внимательное чудовище.
Видимо юмор — единственное, что спасало писателя в тяжелые дни, когда его обвиняли в «чуковщине» — «мелкобуржуазном мышлении» или в лукавстве.
Бывали времена, когда Чуковского вообще нигде не печатали, и он вынужден был ходить по детским садам со спектаклями для ребят. Вот там был его мир. Странно, ведь у него было очень нищенское и грустное детство, но при этом он умел радоваться, как ребенок! Но и как ребенок, был категоричным. Когда-то в дом к Чуковским пришел старик, как потом оказалось — отец Корнея Чуковского…
Кажется, его звали Эммануил Ливенсон, сын держателей большого издательства, кстати!
Да, так вот Корней Чуковский — такой всегда тихий, интеллигентный, вежливый, чуть ли не взашей выгнал старичка со двора. И долго потом ругался и кричал. Волк был зол. Ребенок, который в нем продолжал жить, так не простил отца. Считал его предателем, который подло поступил с матерью. А вот о своей же маме — Лидии Корнеевне — он до конца своих дней вспоминал с нежной благодарностью.
Читайте также историю жизни Эдит Пиаф — ангела, выросшего в аду, узнайте, почему Вирджиния Вулф злилась на птиц, и почему Валентин Катаев обвинял Ильфа и Петрова в «жлобстве».
[mc4wp_form id="3887"]
